Слух второй. Про уток

Слух второй «Про уток»
Поскольку в раннем детстве родители поставили мне диагноз — нет слуха, я был избавлен от каторги под названием «Музыкальная школа». В то время когда мои сверстники «перепиливали ящик» и изводили соседей своими гаммами, я предавался подвижными играми на свежем воздухе. А также ездой на подростковом велосипеде «орлёнок», играми в «штаб», стрельбой из «воздушки» и, конечно, рыбалкой на Каме. Единственно, что мне было недоступно по малолетству — это охота. Когда мне было ещё пять лет, отец клятвенно пообещал, что в четырнадцать подарит мне настоящее охотничье ружьё, чего я ждал с нетерпеньем. Отец всегда выполнял свои обещания! И вот эта знаменательная дата приблизилась! В то время на Урале в охотобщество принимали с 16 лет. Было очень интересно, как папаша выкрутится из этого щекотливого положения. Утром 18 марта я продрал глаза и обнаружил рядом с кроватью настоящее ружьё — курковую одностволку ИЖ-К1. А также патронташ, пару дюжин металлических гильз, и, самое главное!!! — охотничий билет!!!.. Папаша в Боровске был не последним человеком и поэтому в охотничьем билете стояла дата моего рождения не 1944, а 1942 год. Выкрутился! А я настоящий (почти) охотник!

Курковка была 16 калибра, а отцовский «зауэр» — двенадцатого. Все его приспособления не подходили для меня. Поэтому всё лето я занимался закупкой оснащения — аппарат для зарядки патронов «Диана», «Барклай» закрутка для 16 калибра, папковые гильзы, пыжи, прокладки, капсюли, дробь, порох «Медведь», «Сокол» и «Фазан» и прочее. Что-то покупалось, а что-то «добывалось». Так пыжи я «добывал» в мастерской общества слепых на ул. Кирова. Заряжал патроны, готовился к осенней охоте, открытие которой было в середине августа. Я прочитал все доступные книги об охоте, как специальные типа «Энциклопедия охотника» в 2 томах, выпуски ежегодника «Охотничьи просторы» и художественную — Пришвина, Тургенева, Аксакова и даже Л. Толстого (выборочно). Тренировался непринуждённому обращению с ружьём. Нужно было отработать приёмы «навскидку» так чтобы приклад сразу удобно лёг в плечо, а ствол был параллельно направлению взгляда. Стрельба по летящей цели из охотничьего ружья сильно отличается от стрельбы по неподвижной мишени из винтовки. Там нужно совместить мушку и целик, подвести мушку под цель, затаить дыхание и плааавно нажать на спусковой крючок. При стрельбе из ружья взгляд следит за целью, выстрел выполняется не по цели, а на 3-5 корпусов впереди неё по направлению движения. При этом ствол ружья во время выстрела продолжает движение. Целая наука! И тренировка.

Наконец середина августа. Открытие осенней охоты. Спаянная компания на разъездном бумкомбинатовском катере «Боровск » в пятницу выезжает на 41-й километр Вишеры на облюбованные охотничьи угодья. Охота разрешена с утренней зорьки в субботу. Ещё в предрассветных сумерках мы выходим на правый низкий берег Вишеры и, рассыпавшись цепью, выдвигаемся к массиву болот (видимо старицы реки). Меня ставят впереди цепи. Я первым подхожу к зарослям камыша и… «Фырррр». Прямо передо мной метрах в десяти с громким кряканьем и хрупаньем крыльев взлетает утка. Она тяжело поднимается вертикально вверх как вертолёт и на миг зависает в воздухе. Я отработанным движением вскидываю ружьё, стреляю. Есть! Утка тяжело плюхается в болото. Тут же вся компания собирается около меня, с гордостью, державшего в руке свой первый охотничьей трофей. «С полем!». Достаётся фляжка со спиртом, разливаются символические 10 грамм. «На кровях!». Так произошло моё посвящение в охотники.

В тот день я больше не взял ни одной утки. Просто с первой мне дико повезло — непуганая птица взлетела рядом со мной и практически неподвижно зависла в воздухе. А вот подбить летящую утку мне не хватало практики. Я решил тренироваться. С вечера заряжал патроны и рано поутру выходил на луга, на Глотиху и охотился на куликов, которых там было немерено. Причём стрелял только «в лёт», отрабатывал этот приём. Расстреливал 2 дюжины зарядов и сбивал 5-6 куличков. Кроме тренировки, это приносило и практическую пользу. Добычу я вручал маме, которая общипывала птицу (а тушка общипанного самого большого кулика была не больше детского кулачка) и жарила их в духовке. Днём с работы приходил отец, и мы регулярно имели на обед «дичь»! Эта практика продолжалась и в сентябре, когда уже начались занятия в школе, а учились мы во вторую смену. С вечера — зарядка патронов, рано утром — Глотиха с куликами. Я натренировался так, что мог выбивать из стаи любого облюбованного кулика. Естественно (14 лет — не забывайте) мои друзья (на пару лет младше) были наслышаны о моих «подвигах». Однажды мой друг-сосед, точно не помню кто, то ли Женя Дукки, то ли Сергей Яценко напросился со мной на охоту. Проверить мою квалификацию. Навстречу нам суматошно летела большая стая куликов, а в центре стаи здоровенный жирный кулик! Я сказал: " Видишь жирного? Сейчас я его возьму!". Выстрел! К моим ногам падает… коршун. Он, бедный, тоже охотился на куликов! Надо сказать, что кулик по английский «Снайп». И те, кто берёт куликов — снайперы!
В конце сентября наступили похолодания, и севера стала скатываться северная утка — «чернеть». Я переключился на утку. 3-5 уток за утренний выход
.
А теперь о том, собственно, зачем я затеял этот рассказ «О слухах». В школе, в 7 классе, у нас всё ещё были уроки пения. Уроки вела молоденькая училка, похоже не из местных, видимо выпускница музыкального училища по распределению. И вот, как-то утром я иду с охоты, ружьё на плече, на ногах сапоги-бродни, на поясе на удавках болтается несколько добытых уток. Навстречу та самая училка пения. Увидела меня, глаза вытаращила.
— Ты откуда?
-Да вот на охоту ходил!
-А это что у тебя, утки?
«Утки, утки,- говорю. Дичь. Хотите попробовать?» Отстёгиваю пару уток и вручаю ей. «Сделайте жаркое с картошечкой».
С тех пор у меня по пению были только пятёрки! А вы говорите «слуха нет»!